228-я народная статья за наркотики: ответственность и последствия + кто сидит, срок наказания, что должны знать люди
Очень много людей сейчас привлекается за наркотики. 228 статья УК РФ и 228.1 статья Уголовного кодекса РФ, по сути стали самыми распространенными по привлечению к ответственности. Данную статью, еще прозвали народная .
Оглавление
Почему наркотрафик в России не прекращается, а дела крупных поставщиков не доходят до суда?
- Почти каждый четвертый российский заключенный сидит за наркотики. В 2017 году виновными признаны 102 217 человек, оправданы единицы.
- За решетку в основном попадают наркозависимые, а не крупные наркоторговцы и организаторы наркотрафика. Крупный трафик в страну поступает свободно.
- Работа правоохранительных органов становится абсолютно формальной, многие дела создаются искусственно – для отчетности.
- По мнению экспертов, антинаркотическое законодательство и правоприменительная практика фактически разлагают правовую систему страны.
- Наркозависимсть – серьезная социальная проблема, настоящей борьбы с которой в современной России не происходит.
Более 100 тысяч человек в России ежегодно судят по так называемым наркотическим статьям Уголовного кодекса. В 2017 году, например, виновными были признаны 102 217 человек, оправданы единицы. Однако, изучая приговоры, вынесенные по наркостатьям по всей стране, юристы и правозащитники отмечают: в России под суд идут в основном те, кто употребляет и делит между собой малейшие граммы наркотиков. Часто масса вещества, за хранение и сбыт которого судят наркоторговцев, исчисляется в тысячных грамма, то есть за решетку в основном попадают наркозависимые, а не крупные наркоторговцы и организаторы наркотрафика.
Почему так происходит? Спросим у Алексея Федярова, руководителя юридического департамента Благотворительного фонда помощи осужденным "Русь сидящая", и Арсения Левинсона, юриста программы "Новая наркополитика" Института прав человека.
Арсений Левинсон: У нас с 2006 года беспрерывно происходит ужесточение законодательства, связанного с незаконным оборотом наркотиков, поскольку это популистская тема. Политики для собственной популярности, чтобы делать вид, что они как-то противодействуют угрозе наркомании, ужесточают уголовное законодательство. Это дошло до того, что у нас сейчас введено пожизненное лишение свободы за наркотики, и самые большие сроки получают именно за наркотики, таких сроков нет даже за убийства. По некоторой категории дел законодатель не позволяет судьям назначать наказание меньше 15 лет лишения свободы. Это приводит к тому, что самые многочисленные категории осужденных – это осужденные за наркотики.
Марьяна Торочешникова: Значит, было много наркоторговцев, которые участвуют в этом незаконном обороте, а правоохранительные органы так хорошо работают, что всех переловили, и скоро их почти не останется?
Алексей Федяров: У нас парадоксальная ситуация. Параллельно идут два процесса. Первый – систематическая популистская стигматизация этих статей и ужесточение наказания. И параллельно практически абсолютно брошена работа по пресечению крупного трафика. Крупный трафик в страну поступает практически свободно, наркотики практически в свободном доступе. Это автоматически влечет за собой увеличение количества потребителей, наркозависимых становится все больше и больше. А работа правоохранительных органов становится абсолютно формальной, статистической.
Классическая ситуация – на прием приходит юноша лет 20 и с абсолютно светлыми глазами говорит: "Вот я сейчас на подписке, думаю, что мне дадут три-четыре года условно. У меня четверть грамма амфетамина, которые я отдал своему другу". – "А что тебе вменили?" – "Часть 3-ю 228-й прим., пункт Б, значительный размер". Я говорю: "Ты понимаешь, что у тебя срок будет от 8 до 15 лет? Тебе адвокат это разъяснил?" – "Нет". Адвокат был по назначению, он ничего не разъяснил, сказал: "Признаемся – и уйдешь на условный". Он не понимает, куда он вляпался.
Марьяна Торочешникова: Часто поводом для возбуждения уголовного дела по наркостатье становится провокация.
Марина Антонова, мать осужденной Карины Поздняковой: В такую ситуацию может попасть каждый. Кто-то из ваших знакомых может позвонить, попросить помощи: "Я себя плохо чувствую, привези мне хоть хлеба". И могут абсолютно спокойно приписать, что вместе с хлебом вы привезли наркотики.
Светлана Шестаева, мать осужденной Евгении Шестаевой:
Преступление "нарисовали" оперативные сотрудники, его по факту вообще не было.
Корреспондент: "Незаконное производство, сбыт или пересылка наркотических средств" – 228-я статья Уголовного кодекса России. За 2017 год по этой статье были осуждены более ста тысяч человек, в их числе – дочери Марины Антоновой и Светланы Шестаевой, Карина и Евгения. В феврале 2014 года Карине позвонила ее старая знакомая, умоляла помочь, достать ей дозу. Карина действительно купила дозу своей знакомой Анне. Накануне девушка была задержана сотрудниками полиции за сбыт метадона. Сама Карина, по словам ее мамы, наркотиков никогда не употребляла.
Марина Антонова: Это и есть подстрекательство, склонение и провокация – через заинтересованное лицо сотрудники полиции задерживают других людей. Не признал вину – все, идешь по полной, по третьей части.
Корреспондент: Карину судили именно по 3-й части 228-й статьи "Сбыт в значительном размере". Антонова уверена: ее дочь стала жертвой провокации сотрудников полиции. В деле Поздняковой мать нашла массу нарушений со стороны следствия.
Марина Антонова: По правилам, если человека задерживают и вещество изымают прямо на месте, происходит опечатка, на месте происшествия составляется протокол. В наших делах ничего такого нет. Два постановления абсолютно идентичные, слово в слово, подписаны одним и тем же человеком, не зарегистрированы, не засекречены.
Корреспондент: Проверка, которую возбудили по факту выявленных нарушений, ни к чему не привела.
Марина Антонова: Эта проверка проходила два с половиной года, отменялась 14 раз, потому что так устроена эта система, что все наши жалобы отправляют тем, на кого мы жалуемся.
Евгения Шестаева: Меня обвиняют в сбыте наркотических средств в особо крупном размере. И предварительное следствие до сих пор не может объяснить факт моего задержания. Я якобы была задержана по статье либо 91, 92 УПК РФ, либо я была задержана с поличным, либо все-таки меня задержали по факту административного правонарушения.
Корреспондент: Евгению Шестаеву задержали в июле 2015 года на станции метро "Отрадное" в Москве, когда она встречалась с разработчиком сайта для ее магазина. В ходе обыска у девушки якобы обнаружили наркотики. Это подтверждают понятые.
Светлана Шестаева, мама Евгении:
У них это от зубов отскакивает, что моя дочь говорила, что ее просила передать какая-то знакомая. Это является существенным моментом, на который ссылается суд. И моя дочь при допросе этого дополнительного свидетеля Данилина спросила: "Вы уверены, что эта фраза прозвучала из моих уст, а не кто-то ее сказал и вы начали ее повторять?" – и вот Данилин подтвердил, что это говорила не она, а оперативник.
Корреспондент: В апреле 2016 года суд вынес Шестаевой приговор – 13 лет лишения свободы за сбыт и покушение на сбыт наркотических средств. Но кроме 228-й статьи, в приговоре появилась еще одна – "Покушение на убийство трех лиц".
Светлана Шестаева: Суд первой инстанции признал, что это был технический сбой, то есть это был абзац, который выпал из компьютера в момент выведения печати с компьютера на принтер.
Корреспондент: Дело отправили на новое рассмотрение, но суд вновь не видит многочисленных нарушений со стороны сотрудников правоохранительных органов и факта фальсификации дела.
Светлана Шестаева: Самое главное, что у нас есть алиби. В наших материалах дела мы обнаружили штраф за административное правонарушение, выписанный 17-го числа, то есть в день задержания: дочь находилась в состоянии опьянения на территории метрополитена.
Корреспондент: По словам Евгении Шестаевой, когда ее привели в комнату полиции, сотрудница сразу же осмотрела ее и проверила содержимое сумки, после чего полицейские составили протокол об административном правонарушении. Допрос на суде одного из сотрудников подтверждает это. Вызывают подозрения и подписи Шестаевой на протоколах. Независимая экспертиза доказала, что лишь одна из них подлинная. Суд игнорирует эти и другие доводы защиты. Шестаева до сих пор находится в СИЗО в Печатниках.
Марьяна Торочешникова: Почему в большинстве уголовных дел, связанных с наркотиками, в приговорах можно увидеть "в неустановленное время", "в неустановленном месте", "неустановленные лица" что-то сделали, и на основании этого, когда вообще ничего не установлено, суд РФ выносит приговор? Как это вообще возможно?
Арсений Левинсон: Нет стимула устанавливать. Правоохранительная деятельность сводится к очковтирательству, к изображению каких-то усердных действий.
Алексей Федяров: Вот пример из уголовного дела, которое было у меня в производстве. Небольшой околоток, отдел Наркоконтроля в области, три человека и начальник – троих осудили, а начальник прошел краем, как свидетель. Надо давать показатели, а район сельский, вымирающие поселки, деревни, там практически нет героина... Ребята научились выращивать марихуану, мак, сами опера делают соломку, гашиш, в гараже специально все оборудовали. И есть же люди, которые употребляют, и сегодня кому-то не повезло, взяли за хранение. "Так, сегодня нам надо взять притон". Берут одного, дают пластиковую бутылку, говорят: "Вот тебе, иди покури у этого на кухне, а бутылку там оставь". Покурил, уходит, они поднимаются, находят бутылку, и человека тащат: "У тебя притон". Все, 234-я...
Марьяна Торочешникова: И этих людей осудили?
Алексей Федяров: Осудили и за сбыт, и за превышение, и за фальсификацию доказательств – дали шесть лет шесть месяцев, потом снизили до пяти с половиной лет.
Арсений Левинсон: Система благосклонна к своим.
Марьяна Торочешникова: А почему человека привлекают к уголовной ответственности, собираются судить за эти сотые грамма амфетамина, если российское законодательство не преследует людей, которые употребляют наркотики? И если даже ты передаешь это другу, ты же не продаешь, не извлекаешь из этого выгоду, то есть вроде тоже не за что судить?
Арсений Левинсон: Это очень опасное заблуждение. Любая форма передачи является сбытом наркотиков, и неважно, получает ли человек за это деньги. Верховный суд пресекает возможности какого-либо смягчения участи людей, которые обвиняются в сбыте, а на самом деле не являются сбытчиками. Это совершенно неправильная правоприменительная практика: если передал что-то – это сбыт. Неважно даже, были там меченые деньги, оперативно-розыскные мероприятия. Ловят двух потребителей наркотиков, одного заставляют сказать, что он дал другому наркотик, а второму говорят: "Тебе передал он", – и они дают такие показания, один получает десять лет лишения свободы, а другой условное наказание.
Именно так и фабрикуются, то есть искусственно создаются дела для отчетности, а не пресекается реальный наркотрафик, не борются с реальным распространением наркотиков. На людях делают деньги и статистику. Большинство осужденных осуждаются даже не за распространение, а именно за хранение и приобретение наркотиков в крупном размере. А крупным размером у нас очень часто признаются совершенно неадекватные размеры. Амфетамин свыше одного грамма – это крупный размер, а 0,2 – значительный, от 8 до 15 лет. При этом среднестатистически на рынке меньше одного грамма приобрести невозможно, то есть человек всегда приобретает в крупном размере. Получается, что любое приобретение наркотиков и их употребление криминализовано и является тяжким преступлением.
Марьяна Торочешникова: Но про употребление же нет специальной статьи.
Алексей Федяров: Для того чтобы употребить, нужно взять в руки. А взял в руки – это уже приобретение и хранение.
Арсений Левинсон:
Например, для марихуаны установлены более адекватные размеры наркотических средств, то есть значительным размером, с которым наступает уголовная ответственность, являются шесть граммов. И вот хранение и употребление до шести граммов марихуаны влечет только административную ответственность – до 15 суток, штраф от четырех-пяти тысяч рублей, а еще очень часто обязание пройти лечение и реабилитацию, но это не подпадает под уголовную ответственность.
Алексей Федяров: Есть показательные приговоры, и везде – 6,6, 6,5, 6,7 граммов – чуть побольше 6. Это классическая оперская история. Проблема еще в том, что эксперты ведомственные, сейчас они все в МВД и все подчиняются одному руководителю – опер, следователь и эксперты. Это связка. Следователь всегда на связи с экспертом. Возбуждено дело, эксперт говорит: "Ребята, у нас тут 5,5 грамма". – "У тебя что, чая нет или табака из сигареты?" И вот она, пожалуйста, смесь, и получилось уже 7 или 8 граммов.
Марьяна Торочешникова: А разве неважно, сколько там содержится именно конкретного вещества, за которое будут судить человека?
Алексей Федяров: Мой приятель, который был экспертом-химиком в Экспертно-аналитическом центре МВД в одном из субъектов, а теперь давно на пенсии, говорит: "Как я им завидую! Мы эту марихуану зубочисткой отделяли от примесей, чтобы взвесить. А сейчас тебе принесли, ты взвесил и можешь даже не высушивать".
Арсений Левинсон: Именно низкие требования судов к доказыванию обвинений и к экспертизам порождают то, что размер определяется по общему весу смеси, и это тоже идет от Верховного суда. Это несправедливо! Получается, что люди, причастные к реальному трафику чистого героина, несут меньшую ответственность, чем те, кто потом смешивает этот героин.
Марьяна Торочешникова: А может, это и правильно – вот так сразу всех наказывать, чтобы другим неповадно было? И тогда вообще к наркотикам никто не притронется.
Арсений Левинсон: Это не работает. Во всем мире уже понимают, что это в первую очередь проблема здравоохранения, социальная проблема, которая должна решаться не уголовно-правовыми методами. В России, например, беда с наркологической помощью, у нас сотни колоний, в которых содержатся наркозависимые, и при этом на всю страну только четыре государственных реабилитационных центра, где наркозависимые могут получить реальную помощь. Центры хорошие, но это почти не поддерживается государством, и не принимается реальных мер для снижения уровня наркотиков в обществе.
Алексей Федяров:
Наркотики абсолютно свободно ходят практически по всем зонам. Недавно в ярославской колонии был скандал – человек умер от передоза. Закрывают в основном студентов, людей до 30 лет. Ну, хорошо, они отсидят 10, 15 лет и выйдут к 30–40 годам. Ни образования, ни денег, ни связей, ни навыков… Из зоны строгого режима обычно выходят принудительно маргинализированные люди – и что, обществу станет от этого легче? И самое главное: эти люди перестают верить кому бы то ни было, а государству они просто никогда не будут верить.
Марьяна Торочешникова: Почти каждый четвертый российский заключенный сидит именно за наркотики. На одном из недавних заседаний Совета по правам человека при президенте России первый зам. директора ФСИН Анатолий Рудый предложил ввести для наркоманов замещающую терапию, что уменьшит число наркозависимых в местах лишения свободы.
Россия исключила для своих граждан, подверженных наркозависимости, возможность получать заместительную терапию. Подобный метод лечения используется более чем в 70 странах мира, в число которых входит и Украина. Поэтому после аннексии Россией Крыма в 2014 году около 800 наркозависимых остались перед выбором – уехать на материковую Украину или пройти детоксикацию в российских реабилитационных центрах. По данным ООН, после этого от 80 до 100 человек скончались в результате суицида или передозировки, хотя российские власти заявили, что из бывших пациентов заместительной терапии в Крыму скончалось семеро, и по другим причинам.
Корреспондент: Крымчанин Кирилл прогуливается по кладбищу в Симферополе, где похоронены его друзья: они умерли из-за того, что перестали получать заместительную терапию.
Кирилл: Многие после отмены заместительной терапии начали употреблять что попало, где что найдут, всякие психотропные вещи, которые очень сильно разрушают здоровье: тот же "крокодил" дает большой процент смертности.
Корреспондент: До 2014 года 806 крымчан получали от Украины заместительную терапию, но Россия полностью свернула эту программу. Кирилл вспоминает, как переживал резкую принудительную отмену терапии, искал нелегальные наркотики.
Кирилл: Чуть меньше года я не спал. Депрессия, раздражение – месяцев пять-шесть это точно было. Кости выламывало. Но самое худшее, что надо было опять что-то искать.
Антон Басенко, менеджер проекта в Альянсе общественного здоровья: Из этих 806 было всего 60 счастливчиков, которые смогли переехать в другие регионы Украины либо пройти полноценную детоксикацию.
Корреспондент: Ирина ухаживает за сыном с инвалидностью, поэтому не смогла ни продолжить терапию на подконтрольной Украине территории, ни пройти реабилитацию в России. Вспоминает, как в Крыму ее обещали вылечить без лекарств.
Ирина: Нас сразу предупредили, что медикаментозного лечения нет, нам будут внушать: бросайте, все будет хорошо, у вас изменится жизнь. Мы говорили, что мы больные люди, нам будет тяжело физически, а они отвечали: "Нет, это у вас в мозгах, все пройдет".
Корреспондент: Заместительная терапия – это не лечение от наркозависимости, так считает частный нарколог Асан Кадыров. После аннексии он переехал из Крыма и открыл свою клинику в Киеве.
Асан Кадыров: Метадоновая программа не решает вопрос лечения, не убирает наркотики, она только адаптирует человека к жизни. И это его право. Никто не имеет права взять и запретить это.
Корреспондент: Польза от такой терапии есть, говорит врач. Наркозависимые, которые принимали метадон или бупренорфин, реже совершали преступления, а если и болели ВИЧ, туберкулезом или гепатитом С, то начинали лечение, тем самым уменьшая масштабы эпидемий.
Марьяна Торочешникова: Заместительная поддерживающая терапия наркозависимых с использованием метадона и бупренорфина одобрена ООН и применяется во многих странах мира. Однако в России она противозаконна и встречает резкое противодействие со стороны представителей правоохранительных органов и значительной части врачебного сообщества. Например, на запрос Европейского суда по правам человека, на рассмотрении которого находится жалоба нескольких наркозависимых россиян, российские власти ответили, что введение программ заместительной метадоновой терапии повышает риски увеличения незаконного оборота наркотиков, роста уровня коррупции и угрозы терроризма.
Михаил Голиченко, адвокат: К настоящему времени заявителей в Европейский суд четыре, и все они считают, что отказ им, как людям, живущим с хронической зависимостью от опиоидов, является нарушением трех фундаментальных статей Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод. Это нарушение права на защиту от пыток, права на уважение частной жизни и права на свободу от дискриминации.
В 2014 году Европейский суд коммуницировал жалобу. Российская Федерация ответила на нее несколькими аргументами. Первый – это риски, связанные с заместительной терапией, в связи с тем, что якобы метадон и бупренорфин будут уходить на черный рынок. Другие риски – наркотизация страны, рост смертности, заболеваемости инфекционными заболеваниями, преступности, коррупции в системе здравоохранения, "разрушение потенциала страны, формирование терпимости к наркотикам, дестабилизация наркоситуации в России, дискредитация антинаркотической политики".
Мы от имени заявителей ответили, что если есть доступ к эффективным методам лечения, которые рекомендует Всемирная организация здравоохранения, то наркоситуация в стране стабилизируется, потому что люди, у которых в силу их хронического заболевания есть возможность для эффективного лечения, меньше употребляют или совсем не употребляют незаконные наркотики. По сути, происходит не дестабилизация наркоситуации, а, наоборот, подрыв черного рынка.
Далее доводы России были о том, что отечественные методы лучше. Здесь мы ссылались на данные ННЦ наркологии, на заявления директора ФСКН и представителей Министерства здравоохранения, многократно говоривших о том, что эффективность российской системы лечения наркомании крайне низкая. Люди вынуждены несколько раз в год проходить лечение, которое, как правило, заключается в детоксикации, а потом они выходят и через некоторое время очень высока вероятность того, что они опять начнут употреблять.
Для человека, живущего в России с опиоидной зависимостью, вне доступа к заместительной терапии, жизнь превращается в каждодневное преодоление тяжелейшего хронического заболевания. Без помощи государства, включая помощь в доступе к заместительной терапии, отношение к человеку можно приравнять к пытке.
Марьяна Торочешникова: Что нужно делать для того, чтобы тебя никогда не схватили за наркотики?
Алексей Федяров: Умереть!
Арсений Левинсон: Антинаркотическое законодательство и правоприменительная практика фактически разлагают правовую систему в России. Они устанавливают такие низкие требования к доказыванию преступления и такие широкие полномочия для сотрудников полиции, что незащищенными оказываются все. Если можно без доказательств преследовать наркомана, то дальше это можно будет делать в отношении любого. Полицию наделили правом направлять пешеходов на медицинское освидетельствование, а если ты отказываешься, то тебя привлекают к ответственности как за употребление наркотиков. А потом это распространяется на политических активистов, на любых неугодных. Если можно осудить наркозависимого человека, подбросив ему наркотики, то дальше можно осудить Оюба Титиева, как сейчас это происходит в Чечне, кристально честного человека, который точно не мог совершить это преступление. Осудить можно любого.
Марьяна Торочешникова: Насколько реально в современном российском суде добиться оправдательного приговора по наркостатье?
Арсений Левинсон: Царица доказательств – по прежнему признание вины, судебное соглашение. У нас десятые доли оправдательных приговоров, и люди понимают, что лучше признаться, и тебе дадут чуть меньше, чем сопротивляться (хотя на самом деле это не так).
Алексей Федяров: И именно наркодела привели к тому, что сам институт досудебного соглашения о сотрудничестве потерпел изумительный по глубине крах. В Новосибирске человек идет на соглашение о сотрудничестве, раскрывает небольшой синдикат, дает показания, участвует в оперативно-разыскных мероприятиях, и еще двух человек, организаторов этого небольшого, но очень организованного треста удается задержать с поличным. В итоге в отношении него дело не выделяют, направляют в суд, и он получает 12,5 лет, а эти два, которые не признают вину и борются до конца, получают по 11.
Арсений Левинсон: Заплатили, наверное. Коррумпированность этой системы тоже совершенно поразительна, у нас наказания очень часто продаются.
Марьяна Торочешникова: А правда, что сами оперативники предлагают заплатить им, чтобы прекратить дело?
Арсений Левинсон: Это, можно сказать, значительно смягчает градус репрессий. Если бы у некоторых людей не было возможности откупиться, они бы садились на 10–15 лет. Люди переписывают машины, дома, продают квартиры, для того чтобы откупиться от этих "оборотней в погонах". То, что доходит до судов, это десятая доля того, что "раскрывают" оперативники, кого они ловят, с кого собирают оброк.
Марьяна Торочешникова: А вообще есть эффективное решение проблемы?
Алексей Федяров: Вы не поверите, насколько это несложно при наличии политической воли. Нужно просто перестроить саму систему, убрать эту "палочную" систему и сказать: "Ребята, чем больше у вас в районе наркотиков, тем хуже". И поставить задачу по пресечению крупного трафика.
Арсений Левинсон: Основное решение, наиболее востребованное в обществе, это изменение уголовной политики, изменение законодательства и УК, то есть как минимум смягчение ответственности за приобретение и хранение наркотиков в крупном размере. Наше предложение было поддержано уполномоченным по правам человека, министр Колокольцев выступил с заявлением, и Путин уже в 2015 году давал поручение привести часть 2-ю статьи 228-ой в соответствие со степенью ее общественной опасности, то есть снизить размер наказания. У нас дела по хранению и приобретению наркотиков были ресурсом для поддержания статистики по тяжким преступлениям. Нужно перевести эту статью из категории тяжких в категорию преступлений средней тяжести. Но все это заканчивается одними словами. А дальше это упирается не только в "палочную", но и в судебную систему. Без судебной реформы даже изменения в УК не приведут ко многому.
Алексей Федяров: Если судьи перестанут зависеть от исполнительной власти, от ФСБ, как это было в 90-х годах, ситуация резко изменится. По крайней мере, подделки перестанут так легко проходить в судах.
Арсений Левинсон: И надо перестать относиться к потребителям наркотиков как к преступникам. Это болезнь, и решать это надо соответствующими средствами. Но сейчас основную тяжесть уголовных репрессий несут именно потребители, нижнее звено: никогда нет раскрытия реальных сетей, крупных каналов поставки наркотиков. И у полиции нет стимула это делать, их задача – отчитаться о раскрытии тяжких и особо тяжких преступлений. У нас 40% женщин сидят в колониях за наркотики, чаще всего – за хранение.
Из практики по наркотикам и привлечению
6 июня в Москве был задержан журналист Иван Голунов. Полицейские заявили, что нашли у него в рюкзаке и в квартире наркотики. В деле Голунова сразу обнаружилось множество нестыковок. Защита Голунова, а также многие люди, выступившие в его поддержку, сразу были уверены: наркотики Голунову подбросили. История вызвала большой общественный резонанс, во многом благодаря которому дело против журналиста спустя несколько дней было прекращено. Дело Голунова — лишь одно из многих похожих, заведенных по статье 228 Уголовного кодекса. Идут дискуссии о том, что статья дает слишком много возможностей для злоупотреблений. Разбираемся, что представляет собой эта статья и как помочь себе, если вы стали жертвой нечестных силовиков.
228
Статья 228 Уголовного кодекса РФ устанавливает наказание за покупку, хранение, перевозку, изготовление и переработку наркотических и психотропных веществ, а также растений, из которых эти вещества производят. Участие в незаконном обороте наркотиков считается тяжким преступлением. Строгость наказания зависит от того, сколько наркотика нашли у подозреваемого.
Так, значительным (достаточным для возбуждения уголовного дела) количеством марихуаны считается 6 граммов, героина — 0,5 грамма, мефедрона — 0,2 грамма, спайсов — 0,05 грамма. Крупным количеством марихуаны считается 100 граммов, героина и мефедрона — 2,5 грамма, спайсов — 0,25 грамма. Если у подозреваемого нашли 100 кг марихуаны, 1 кг героина, 500 г мефедрона или 500 г спайсов, это считается особо крупным объемом наркотиков. За незначительные количества предусмотрена административная ответственность.
Хранение наркотиков в крупном объеме карается тюремным сроком от 3 до 10 лет со штрафом до 500 тыс. рублей, в особо крупном — от 10 до 15 лет со штрафом до 500 тыс рублей. Если же у подозреваемого, как у большинства осужденных по этой статье, нашли минимальное количество наркотика, он может отделаться штрафом до 40 тыс. рублей, а может сесть в тюрьму на срок до 3 лет.
Отдельно в статье прописано наказание за сбыт наркотиков — от 4 до 8 лет заключения. Ивану Голунову было предъявлено обвинение в хранении, производстве и сбыте наркотиков в крупном размере.
Проблемы применения
Вопросы юристов и законодателей вызывает термин «сбыт» в этой статье. Дело в том, что сейчас под этим словом понимают не только продажу, но и перевозку и передачу вещества, в том числе бесплатно. Иными словами, угостить знакомого каннабисом по российским законам считается сбытом, и за это вполне можно попасть в колонию.
Кроме того, по словам правозащитников, большинство осужденных по статье 228 — а это десятки тысяч человек в год — сидят в тюрьмах за хранение минимального объема наркотиков, причем для подавляющего большинства из них это первый тюремный срок. Из-за большого числа приговоров по этой статье ее прозвали «народной». Примечательно, что во многих случаях у обвиненных находили ровно столько запрещенного вещества, сколько нужно для возбуждения уголовного дела (или совсем немногим больше) — и эта «статистическая аномалия» дает основания полагать, что во многих или в некоторых случаях наркотики были подброшены или «доложены» полицейскими.
В целом статья в нынешнем виде позволяет ею злоупотреблять: обвинение довольно просто сфабриковать, большого количества доказательств часто не нужно, и в итоге невиновный человек отправится в колонию на довольно большой срок.
Известны и случаи, когда на граждан заводили уголовные дела за то, что они не увидели и не выпололи вовремя у себя на участке растение, из которого производят наркотики. Так, в прошлом году к условному сроку приговорили пенсионера из Пермского края, у которого на участке нашли мак. Сам пенсионер утверждал, что понятия не имеет, как семена мака попали на участок. Он не исключил, что это произошло случайно или же их кто-то подбросил. Сейчас идет пересмотр дела.
Нечестные приемы
Случаев, когда наркотики подбрасывали подозреваемым сами полицейские, известно немало. Как правило, силовики делают это, когда им нужно повысить показатели раскрываемости преступлений. Впрочем, известны случаи, когда таким способом они вымогали деньги у своих жертв за закрытие уголовного дела. Иногда нечестные полицейские действуют заодно с наркоторговцами: те «сливают» им своих же наркокурьеров и повышают статистику в обмен на покровительство.
Под давлением полицейских или следователей подозреваемые чаще всего соглашаются на рассмотрение дела в особом порядке — в обмен на обещание, что при сотрудничестве срок заключения сократят. Согласиться на это означает признать себя виновным и в дальнейшем лишить себя возможности доказывать, что наркотики были подброшены. Рассматривая дело в особом порядке, суд не будет изучать все материалы дела и доказательства, которых в другом случае было бы недостаточно для признания подсудимого виновным. Предоставляемый бесплатно государственный адвокат, как правило, тоже желает как можно быстрее закончить это дело.
Правозащитники рекомендуют фигурантам подобных сфальсифицированных дел не соглашаться на помощь государственного адвоката, а обращаться к своему, если такой есть. Адвокат должен стать первым человеком, с которым нужно связаться гражданину, если ему подбросили наркотики.
Саму упаковку с неизвестным вам веществом и все предметы, которые «найдут» при обыске, ни в коем случае нельзя трогать, чтобы не оставлять на них свои отпечатки пальцев.
Иногда полицейские могут пойти на хитрость: например, попросить подписать какой-то документ ручкой, на которую предварительно были нанесены наркотики. После этого экспертиза обнаружит их следы на ваших руках.
При задержании и следственных действиях нужно также обязательно запомнить или записать все нарушения, которые допустили полицейские или следователи.
Известно и еще об одном приеме, который практикуют нечистые на руку «борцы с преступностью». Найденное у подозреваемого незначительное количество наркотика — например, 3 грамма марихуаны — смешивают с другим веществом, например, с 50 граммами обычного табака. И получают 53 грамма «наркотической смеси» и гораздо более тяжелую уголовную статью.
Почему статью не декриминализуют?
Не первый год звучат призывы смягчить наказание по 228-й статье или декриминализовать хотя бы часть преступлений, перечисленных в ней. С подобными предложениями выступали не только правозащитники, но и депутаты Госдумы, и сотрудники МВД. По их мнению, срок заключения за найденное небольшое количество наркотика слишком долог, и смягчение наказания может положить конец злоупотреблениям.
Но власти не спешат с этим решением. Дело в том, что наркомания и наркоторговля остается в России серьезной проблемой. По некоторым данным, наркоманов в России столько, что наберется на крупный город: 5 миллионов человек. Каждый наркоторговец способен сделать наркоманами в среднем пять человек в год. Наркобизнес почти на 70% перекочевал в Интернет и поэтому находится буквально на расстоянии вытянутой руки от детей. Именно подростки и молодые люди все чаще становятся наркокурьерами, пытаясь заработать на распространении так называемых закладок с наркотиками. «Работает» закладчик, как правило, несколько месяцев: его или ловят с поличным, или «сдает» тот, на кого он работает. Полиция получает повышение показателей, наркодилер набирает новых курьеров, а старые пополняют ряды сидящих за решеткой по «народной» 228-й статье.
Важно! По всем вопросам, если не знаете, что делать и куда обращаться:
Звоните 8-800-777-32-16.
Бесплатная горячая юридическая линия.
